Любовник Большой Медведицы - Страница 84

Идут спокойно, лениво. Останавливаются рядом с нами. Один кашляет слегка. Щур рядом с ними. Если б захотел, мог бы ухватить за плащи. Погранцы стоят с минуту, прислушиваются. Но ничего не замечают и, тяжело шаркая ногами, идут дальше. Чувствую что-то вроде жалости к ним, смешанной с презрением.

Шум шагов все быстрее отдаляется. Щур встает, идет вперед. Мы — за ним. Движемся беззвучно — как тени, как призраки. Мы — ловкие, опытные, дерзкие, смелые, хорошо вооруженные, уверенные в себе. Хорошо так работать и с такими коллегами!

Удивляюсь Щуру, безумцу эдакому. Я думал раньше, он только свары и годится затевать, а он так осторожно и тихо нас проводит, что даже описать не могу свое удивление. И в то же время отвагой бравирует. Например, вторую линию перешли по мосту. Никто его не стерег. Если б кто был на мосту, столкнулся бы с нами нос к носу. А что было бы тогда?.. Нужно ли писать, что тогда бы случилось?

Слышим, по дороге едет воз. Сворачиваем с дороги и становимся вблизи группы елок… Не один воз проехал — целый караван их. К границе едут — может, лес валить там поблизости?

В нескольких километрах от границы одеваем сапоги и идем по полевым дорогам, стараясь сократить путь. Под утро приходим к хутору Лени. Наконец, увижу ее. Так часто думал о ней, собирался проведать. Стоим в лесу неподалеку от хутора. Ждем, пока рассветет.

Становится все светлее. Видим все отчетливее дорогу, идущую к хутору, и двор. Видим, как паробок запрягает коня, едет в поле. Вот девка потащила здоровенное ведро в хлев. Чужих вблизи хутора не видно.

— Пойду, посмотрю, — говорю Щуру.

— Добре. В случае чего — вали сразу из двух стволов и давай к нам. Мы поддержим.

— Лады.

Налегке, без но́ски, быстро иду к хутору. Иду по двору, ступаю на крыльцо, вхожу в сени. Рук из карманов не вынимаю. В карманах — заряженные, наизготове пистолеты. Из сеней заглядываю сквозь приоткрытые двери на черную половину дома. Вижу Леню. Стоит спиной ко мне. Моется в большом тазу, стоящем на табуретке посреди избы. Намыленными руками трет лицо и шею. Крадусь к ней. Леня ополаскивает лицо водой. А когда начинает вытираться, обнимаю ее, поднимаю.

Крикнула, вырвалась. Таз упал на пол, вода разлилась.

— Это я, Леня!

Прижала руки к сердцу.

— Как ты меня напугал! Откуда ты?

— Из Польши. Случилось мне тут с товаром идти. Решил тебя проведать. С коллегами я.

— Сколько их?

— Двое.

Леня поспешно вытирается полотенцем, весело мне улыбаясь и радостно сверкая глазами.

— У тебя спокойно?

— Полный покой! Теперь меня не трогают. Наверное, вызнали откуда-то, что я пункт закрыла.

— А для меня товар сдашь?

— Чтоб я для тебя не сделала! Ты не забыл меня? Иди, поздороваемся!

Кидает полотенце на лавку, обнимает меня за шею. Пахнет она мылом и мятой. Тянет меня за руку на другую половину избы.

— Хлопцы же ждут!

— Пусть подождут немного. Я тебя дольше ждала!

Потом иду в лес и привожу коллег на хутор. Леня уже оделась. Пригласила нас в комнатку за перегородкой, где обычно снаряжали бандажи. Мы вынимаем товар из носок, раскладываем по столу и считаем, сколько всего.

— И когда ты нам, Бомбинушка, спихнешь товар? — спрашивает Щур.

— Торопишься?

— Так, и бабки нужны.

— За золото хотите продать или за доллары? А может, на шкуры выменять?

— За доллары продай!

— Если так, то к завтрашнему вечеру все улажу. Раньше не получится. Придется вам у меня ночевать.

— Чтоб только нас здесь не загребли…

— Не загребут. Откуда им знать?

— А Владка тогда?

— Тогда ждали вас. Засыпал вас кто-то из местечковых, а Макаров засаду устроил. Четыре дня вас ждали.

Днем пересидели на чердаке. Оттуда хорошо видно во все стороны и удобно удирать в случае чего. Леня днем поехала в Минск, а вечером пять носчиц перенесли весь товар в город. Я тем временем сидел в хате, а коллеги — на чердаке.

— Сегодня можем возвращаться, — говорю Лене, когда та приехала. — Товар сдала и уже, наверное, бабки для нас имеешь.

Леня разозлилась.

— Чего спешишь? Столько времени не виделись, а тебе неймется! Ничего не станет, если подождешь! Или дело какое дома?

— Нету дела.

— Ну так завтра пойдешь! Денег я всех не получила еще. Завтра заберу остаток. С жидами я договорилась по-всякому, а вам же монету на руки надо!

— Ну, да.

— Видишь? Я знаю, как лучше сделать.

Хлопцы спали на крыше, а я — у Лени. Назавтра Леня с утра поехала в город. Вернулась близ полудня. Посчитала общую цену товара и вручила нам две тысячи девятьсот пятьдесят долларов. Взял я с этой суммы двести пятьдесят и протянул ей, говоря:

— А это тебе за работу и мелину.

Она рассмеялась.

— Какой ты добрый ко мне! А ты бы свои деньги дал со своей доли, а не с общего.

— Добре, — говорю. — Дам тебе половину своей доли, а если захочешь, то и все! Деньги у меня есть.

Леня кивает с деланным удивлением.

— Смотрите на него, богач какой! Ты за меня не бойся. У меня от жидов свой процент. Это вчистую ваше. Если шкурки за доллары взять захотите, то еще больше заработаете.

— Для нас и того заработка хватит, — сказал Щур. — Ни к чему нам лишние хлопоты.

Разделили мы между собой полученные деньги. Вечером, после сытного ужина, попрощались с Леней и пустились в обратный путь.

— Если еще товар будет — приходи, — сказала мне Леня. — Я пункта теперь не держу, но для тебя товар всегда продам.

Ночь выдалась теплая. Приятно было идти по полям и лесам без но́ски за плечами. Как раз был канун какого-то праздника. По деревням девки пели монотонные белорусские песенки. Шли мы по лугам, полям и лесам, по стежкам, мху, дорогам. На запад шли — туда, где тянется наискось, стремится сверху вниз, с востока на запад, Большая Колесница.