Любовник Большой Медведицы - Страница 33

Пошел на крыльцо. Двери в сени открыты. Следующие, в дом, тоже не замкнуты. Зашел, увидел Леню, стоявшую у стола. Она странно глянула мне в глаза, не пошла навстречу, как всегда делала раньше. «Удивительно, — думаю. — Так быстро оделась и почему-то не здоровается».

— Добрый день! — говорю вслух.

— Добрый день, — отвечает. — Чего хотите?

И глядит искоса направо. А там большая занавеска, за которой ее кровать. Занавеску ту можно было передвигать — держалась на железных кольцах, прицепленных за проволоку. Задвигали ее на день, а ночью всегда бывала отодвинута. И сейчас закрывала всю кровать, хотя было еще очень рано.

Внизу занавеска не доставала до пола. Глянул — и увидел носки двух пар сапог! Одна пара вдруг пошевелилась. Стало ясно: там прячутся.

Все, влип. Засада. Говорю Лене спокойно:

— Не скажете мне, хозяйка, как быстрее и проще до Минска дойти? Такая метель! Заблудился, чуть живой, и вот сюда добрел. Не понимаю, где я.

— Идите вдоль хутора до мостков, — сказала Леня, чуть улыбнувшись. — А там направо возьмете, да и прямо на тракт.

Сзади, за дверями, послышался шорох. «И в сенях кто-то есть», — думаю. В этот момент занавеску рывком откинули, и вышел из-за нее мужчина в длинном сером плаще и буденовке с большой красной звездой. За ним — крепкий широкоплечий мужик в черной бекеше и огромной черной папахе. Была у него короткая рыжая борода и шрам на левой щеке. И прямо сверлил меня взглядом, будто проткнуть хотел. Думаю: вот и увидел Макарова.

— Попалась, птичка! — агент ухмыльнулся. — Скакала, скакала, да и доскакалась!

Подошел ко мне и замахнулся. Я отпрянул.

— Не трогай! — приказал военный. — Разберемся сейчас, кто такой.

Макаров открыл двери в сени и позвал:

— Идите сюда, товарищи. Одну дрянь поймали.

В избу вошли шестеро красноармейцев с короткими кавалерийскими карабинами в руках.

— Хорош гусь, — сказал первый товарищ.

— Не гусь, а мокрая курица, — заметил второй.

С моей заледенелой одежды, подтаявшей в теплой избе, вовсю текло.

Военный — я заметил у него на рукаве два кубика — сказал, обращаясь к Макарову:

— Возьми четверых и иди к сараю. Думаю, никто больше не подойдет. А если подойдет, позволь зайти внутрь.

— Глаз с гостя не спускайте! — приказал остающимся в избе. — Двинется — пулю в лоб!

— А ты, — показал мне пальцем на стол, — туда залазь! В угол!

Загнал в угол, чтоб я убежать не смог. А сам снова обратился к красноармейцам:

— Смотрите и за женщиной! Чтобы они не переговаривались. Ни слова, поняли?!

И вышел из избы. Красноармейцы взяли карабины наизготовку. Я посмотрел на Леню. Та выглядела невеселой, — но не перепуганной. Когда солдаты на нас не глядели, улыбалась мне. И я ответил ей улыбкой. «Хоть бы хлопцы не попались», — думаю и пытаюсь придумать ответы для неизбежного допроса.

Когда через полчаса военный с кубиками на рукаве и Макаров с красноармейцами вернулись в избу, я успокоился. Наверняка, хлопцы дали деру. Они долго ждать не станут. Поняли, что стряслось неладное, и не стали носы совать. Вернутся за границу. Намучаются, бедняги. Это уж точно.

— Выйди из-за стола! — приказал мне военный.

Я вышел, стал у стены.

— Раздевайся!

Стал раздеваться. Остался в белье.

— Все снимай! — крикнул Макаров.

— Но женщина же…

— Тебя это не касается!.. Не бойся, она такого насмотрелась! — Макаров хихикнул.

Я разделся донага. Обыскали меня всего. В рот заглядывали, под мышки, на подошвы смотрели, даже волосы ощупали. Обыскали белье, кинули мне.

— Одевайся! — велел военный.

Осмотрели придирчиво все до одной мои вещи. Подтяжки, пояс, кошелек, деньги, часы, ножик, фонарик и носовой платок — все. Выложили на стол.

Мне позволили целиком одеться.

— Дайте закурить, товарищ! — попросил я у военного.

— Гусь свинье не товарищ! — ответил он.

Макаров зареготал.

Хотелось мне спросить, кто из нас гусь, а кто свинья.

Однако военный все-таки дал мне папиросу из моего портсигара.

— Ладно, на. Закури и выкладывай всю правду. А иначе — худо будет. Бить будем.

Военный вынул из толстого портфеля лист бумаги и положил на стол. Был то формуляр. Начал расспрашивать, заполняя: имя, фамилию, год рождения и прочее. Когда кончил записывать, спросил грозно:

— Так ты с Польши?

— Так.

— Зачем к нам пришел?

Вспомнил я, что мне Лорд у Калишанок рассказывал про залет свой в Советах и как его в Койданове мутузили. Однако Лорд с товаром был, а у меня но́ски-то не было. Для Лени оно было легче, а для меня — наоборот.

— Худо мне было в Польше, — говорю. — Пришел я сюда, чтоб с Советской властью остаться.

— А деньги откуда?

— Да я все добро распродал.

— Врешь, дрянь!

— Правду говорю.

— Сколько раз тут был?

— В первый раз я.

Военный повернулся к Лене.

— Знаешь его?

— Нет! — ответила коротко и дерзко.

— Ты послушай, что скажу тебе, — военный повернулся ко мне. — Правду говори: сколько раз с контрабандой был и где товар прячешь? Ты ее не жалей. Ты о себе подумай. Пойми, если не контрабандист ты — значит, шпион. Ну, думай!

— Не контрабандист я, не шпион. Пришел, потому что хочу навсегда остаться в России.

— Так и останешься навсегда. Только в земле, понял? — отозвался Макаров.

Не ответил я ему, посмотрел только с отвращением и ненавистью. Мое молчание его разозлило.

— Чего ты с ним возишься? — спросил военного. — Задать ему баню, сразу запоет!